странный день рождения. вроде бы он был ужасен, весь день, по сути, я провела одна, вся укутанная в кокон грусти и печали. но, с другой стороны, столько милых поздравлений под вечер от неожиданных и внезапных или даже незнакомых людей. это растопило моё сердце, aaawwww
окончательно счастливой меня сделало поздравление моей черной королевы, которая пожелала следующий день рождения встретить с ним -


как-то всё неоднозначно.

@темы: ярмарка тщеславия, и где то там я падаю со словами: "дэвид, джон, я вас любила", в гостях у вампира армяна, what hurts the most

---

завтра едем в увлекательный семейный трип в Литву на выходные, в программе - посещение всей родни, с классическими вопросами "как же так?" и "почему вы не учите литовский?" и расспросами, на которые у меня заготовлено только "аш несупранту". лол. я надеюсь это пережить

@темы: магглы >:(, в гостях у вампира армяна

---

я тут подумала - какого чёрта, я тоже хочу делиться впечатлениями от сериалов, мне надоело все держать в себе, соу хиер ви а.

помимо всяких новых сериалов, я в миллионный раз пересматриваю вторую сериальную любовь всей своей жизни после x-files - ER.

собсна, ER 6х06-08

Джини так тихо ушла, что это даже несправедливо. вообще, сам её уход несправедлив - не по отношению к герою, нет, тут-то всё понятно, а по отношению к зрителю. потому что ну как теперь жить без её улыбки? невероятно положительный, светлый персонаж, который, кажется, может лечить одним своим присутствием. удивительное сочетание нежности и силы духа - вся эта история с ВИЧ из любого другого сделала бы трепетную фиялку, упивающуюся жалостью к себе, а Джини перешагнула через это и стала жить дальше, и жить на полную.о, Джинни Буле, мне будет тебя не хватать.(




ну и самая красота - это Ковач, несущий на руках беременную Кэрол омойбог, этот хорватский Апполон прекрасен я, кажется, снова начинаю его любить, как в детстве. шиппила бы этих двоих, если бы не отп Кэрол/Даг, вот ей-богу.


Малуччи - Наполеон, зуб даю.


после этой сцены я чувствую с Клео необъяснимую родственную связь оэтовыражениелица!

и в догонку ER 6x09

оооо Люююси! моя милая, с детства горячо и трепетно любимая Люси!
добрая, открытая и всепомогающая Люси! смотреть на то, что она делает для других, зная, что будет с ней дальше - невыносимо мне хочется разреветься. это всё ужасно несправедливо. вааай, гааад, вааай?

запись создана: 23.10.2012 в 23:24

@темы: соционика, увидел и кончил, и где то там я падаю со словами: "дэвид, джон, я вас любила", в гостях у вампира армяна, в режиме слоупока, ER, what hurts the most

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

теперь у меня есть свой Локи^^ потому что у него кисточки на ушах, похожие на шлем, ну и он рыжий и хитрый

а вообще, полностью его зовут Дарт Локиус Мориарти, и это агонь, я знаю с фантазией у меня беда бедовая, ну да ладно.

@темы: в гостях у вампира армяна

---

в Калининград внезапно пришло лето. ёбанный город, все не как у всех.

@темы: в гостях у вампира армяна, пятиминутка гнева

---

О Реннер
НУ ПОШТО ТЫ ТАКОЙ ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ







да-да, я не умею запиливать красивые коллажики, и у меня истекла лицензия у фотошопа

@темы: увидел и кончил, и где то там я падаю со словами: "дэвид, джон, я вас любила", дас ист кино

---

внезапно, несмотря на социофобию и страх перед детьми, мне нравится практика. нравятся дети - они открытые, прямые и непосредственные - всё то, что я так ценю. нравится кадетский корпус - ох уж эта военная форма не нравятся только ранние подъемы - из-за этого постоянно не высыпаюсь, чувствую себя испорченным пельменем, пытаюсь доспать днем, и, в итоге, времени не хватает вообще ни на что. у меня накачана куча сериалов, куча фильмов с Реннером, "стыд" - но у меня нет времени поглазеть на голого Фассбендера, и это удручает - фильмы - моя терапия.

а ищо сегодня в очередной раз убедилась, что моя эльфийская благодать работает) пора уже деньги за это брать

@темы: совокупление мыслеформ, и где то там я падаю со словами: "дэвид, джон, я вас любила", в гостях у вампира армяна, дас ист кино

---

это правда очень-очень круто!))

01.09.2012 в 22:58

Пишет  Tiresias:

Оооо, это просто офигенно *____*
Вы должны это прочитать! Особенно... нет, я не могу обозначить целевую аудиторию, ибо это убьёт эффект неожиданности, ради которого я и засунул текст в пост, а не просто дал ссылку. Вот ваще ничего не скажу про то, что лежит под катом.)

Читая, вы, вероятно пройдёте несколько стадий.
1. Недоумение. "Зачем Тиресий хочет, чтобы я это читал? И чем тут он так восторгается?"
2. Озарение. "Так ведь это же... О!"
3. Восторг. "... к тому же это гениально, остроумно, восхитительно, что же будет дальше?"
4. Желание делится и обсуждать. "мне необходимо рассказать Тиресию, что я об этом думаю, напишу-ка я ему коментарий"

Ладно, признаю - последние два пункта опциональны...
Доверьтесь мне) Это прекрасно))

читать

_______________________________________________________
1992 год
Электричка медленно сбавляла скорость. За окном проплывали серые гаражи, приземистые кирпичные здания, небольшие частные домики, утопавшие в буйной роскоши цветущей черемухи.

– Станция Энск, конечная, – сообщил динамик скрипучим голосом.

К выходу заспешили пассажиры: старушки-дачницы с перевязанными марлей корзинами, стайка подростков в футболках с портретами знаменитостей, усталые женщины, крепко сжимавшие ремешки сумочек из кожзама.

Игорь Евгеньевич сошел на платформу одним из последних. По крутым, обкрошившимся кое-где ступеням спустился на вокзальную площадь, остановился в нерешительности. Очень хотелось прогуляться по городу пешком, но времени на это уже не оставалось. Электричка пришла с опозданием: долго стояла на одном из перегонов, пропуская длинный товарняк – бесконечные желтые цистерны.

– Куда едем? – спросил куривший неподалеку от своей «шестерки» водитель.

– В институт.

– Садитесь, – уточнять название не было нужды. Вокруг института экспериментальной физики в давние уже времена вырос этот небольшой зеленый город с прямыми чистыми улицами, ультрасовременными тогда домами-двенадцатиэтажками и аккуратными детскими площадками.

– На открытие памятника?

– Да.

– Правильно, что памятник сделали. Ну и вообще… вернули доброе имя. Хороший человек был Белов. Вроде по уши в своей науке, академик, членкор, а гонора никакого. Ко всем одинаково: хоть столичный начальник перед ним, хоть дворник.

– А вы откуда знаете?

– Люди говорят. Вы-то сами из Москвы будете?

– Нет.

– Из-за границы, значит.

– Неужели так видно? – усмехнулся Игорь Евгеньевич.

– А то! У вас одни очки сколько стоят. Вроде скромно, а оправа дорогая. И джинсы тоже… не Китай. Я-то разбираюсь, брат приторговывал импортом при застое.

– Обычная оправа, это здесь всякую ерунду перепродают втридорога.

– А чего на электричке приехали? К нам теперь автобусы хорошие ходят. Да у вас, небось, и на такси от Москвы деньги есть.

– Считайте данью ностальгии.

– А… Понятно. И где теперь живете?

– В Лондоне.

Машина остановилась у институтской проходной.

– Сегодня здесь открыто, – сказал водитель, пряча в карман десятку. – Я двоих с утра подвозил. А памятник вон там, за липами.

На зеленой, ровно подстриженной лужайке уже собралась внушительная толпа. Игорь Евгеньевич заметил несколько телекамер, корреспондентов с микрофонами. С небольшой трибуны, установленной неподалеку от накрытого белой тканью памятника, выступал худощавый человек в темном костюме. Игорь Евгеньевич остановился чуть поодаль.

– Прилетел все-таки! – всплеснула руками обернувшаяся, чтобы осадить громко переговаривавшихся телевизионщиков, Галка. Рванулась навстречу, обняла за шею, разом растеряв внушительную серьезность доктора наук, не обращая внимания на удивленные взгляды молодых сотрудников. – Рома, смотри, прилетел! И не позвонил, поросенок.

– Да я прямо из Шереметьево. Привет, Ромыч!

Неловко улыбаясь, Ромка подал руку. Но Игорь Евгеньевич не ограничился рукопожатием, сгреб друга в охапку, потрепал по рыжей шевелюре:

– Господи, сколько же лет?!

– Десять, – подсказала Галка. – Ты где остановился?

– Забронировал номер в «Интуристе».

– Даже не думай. После банкета к нам. И на ребят посмотришь. Это весь твой багаж? – Галка указала на его спортивную сумку.

– Ага. Не тащить же с собой кучу вещей.

– Обалдеть, Гошка, тебя не узнать! – покачал головой Ромка. – Типичный работник дипкорпуса в отпуске. Только на голове воронье гнездо, как раньше.

– А он теперь не Гошка, он Гарри. Гарри Гончаров.

– Почему Гарри?

– Не знаю, к нему так обращаются за границей.

– Не везет с настоящим именем, – рассмеялся Ромка. – Тебя вообще кто-нибудь Игорем звал?

– Звал. Один человек…

– Кстати, он сейчас здесь, – тихо сказала Галка, и мир, словно в волшебной сказке, завертелся, отсчитывая назад годы, возвращая Игоря Евгеньевича в то кажущееся нереальным уже время, когда он был просто Гошкой. И только один человек… Впрочем, все началось раньше.

2

1980 год
Глава 1. Распределение

Все началось в жаркий июньский день, один из самых нервных в Чебоксарском педагогическом институте. В день государственного распределения на работу теперь уже бывших студентов факультета физики. Перед кабинетом, в котором заседала комиссия, собралась кучка выпускников. Усталых после недавних государственных экзаменов, издергавшихся в ожидании решения судьбы на грядущие три года.

– Я не уеду из города! – истерила Леночка. – Не хочу в деревню, лучше от диплома откажусь.

– Как тебе не стыдно, Козлова! – увещевал ее комсомольский секретарь Виктор Тимошин. – А зачем тогда поступала? Между прочим, на селе не хватает учителей!

– Там всего не хватает, – загоготал Лешка Минский.

– Выходила бы замуж, – томно заметила красавица Милка Сергеева, два месяца назад расписавшаяся с сорокалетним директором магазина. – Распределили бы по месту прописки мужа.

Гошка слушал разговоры однокурсников вполуха. Ему было все равно, куда ехать. В колхоз так в колхоз, лишь бы убраться от тетки, измотавшей своими придирками и огородом. Правда, учителем он себя представлял плохо. Как-то не думал о будущей работе, когда подавал документы в педагогический. Собственно, и подал их за компанию с другом Сашкой из кружка электротехники, в который ходил последние три года. И неожиданно для себя поступил. Правда, Сашку на третьем курсе отчислили за прогулы, а Гошка решил доучиться. Не в последнюю очередь назло тетке с дядей, с детства прочивших ему ПТУ.

– Гончаров, заходи, – позвала секретарша. И отчего-то подмигнула, добавила шепотом: – Ну, ты даешь, Гошка!

– Здравствуйте, – он остановился у дверей, машинально поправил очки.

– Здравствуйте, садитесь, – декан указал ему на пустой стул по другую сторону покрытого зеленой тканью стола. – Гончаров, на вас пришел вызов из одной очень серьезной организации. Вы что-нибудь знаете об этом?

Гошка помотал головой, гадая, о какой серьезной организации идет речь.

– Вас приглашают в институт экспериментальной физики города Энска, – торжественно произнес декан. – Вам знакомо это название?

– Не-е-ет, – протянул Гошка.

– Это научно-исследовательский институт всесоюзного значения. От него и еще нескольких подобных зависит оборонная безопасность нашего государства. Понимаете, о чем речь?

– Вроде…

– Гончаров, они хотят видеть вас в штате сотрудников. Сначала мы думали, что произошла ошибка, даже отправили туда телеграмму, – вступила заведующая учебной частью – строгая дама с высокой «халой» на макушке. – Но они прислали повторный запрос за личной подписью директора института – академика Белова. Ума не приложу, зачем им понадобились именно вы и что там делать школьному учителю. Работников, которые им нужны, выпускают московский и ленинградский университеты, другие известные учебные заведения. Специалистов высокого уровня, которые, будем честны, не идут с вами ни в какое сравнение, – она смерила бывшего студента презрительным взглядом. Зря: Гошка на звание специалиста высокого уровня не претендовал.

– А где это – Энск? – спросил он.

– Примерно в ста пятидесяти километрах от Москвы.


***

Однокурсники тоже удивились и, кажется, позавидовали. Чему – непонятно, сам Гошка радости не испытывал. Полученное распределение пугало куда сильнее перспективы проторчать три года в самом дальнем и затрапезном колхозе. В глубине души он полагал, что все происходящее – ошибка. Вот приедет на место, и окажется, что ждут там другого Игоря Гончарова. У которого оценки в дипломе лучше кое-как вытянутых ради стипендии четверок и тройки по теории марксизма.

Но сильнее всего удивила реакция тетки. Та, расслышав название института, даже выронила тазик с бельем, которое развешивала во дворе.

– Зачем ты им нужен?

– Сам не знаю, – честно ответил Гошка.

– Ты туда не поедешь. Обойдемся без атомщиков в семье!

– Это же распределение. Я не могу отказаться.

– А меня не волнует твое распределение! – почти завизжала тетка. – Никуда не поедешь, слышишь меня, неблагодарный сопляк?!

– Маргарита Васильевна, что случилось? – из-за забора выглянула любопытная соседка.

– Все хорошо, Вера Сергеевна, – отозвалась тетка и продолжала злым шепотом: – Говорю: нечего тебе там делать.

– Ага, Данечке вашему можно, а мне нельзя?! – разозлился Гошка. – Ему и юридический в Ленинграде можно, и сборную по боксу. Между прочим, знаю я, сколько дядя за его поступление заплатил. И какие деньги возил потом, когда Данька сессии заваливал.

– Тише ты, несчастье! – зашипела тетка, бросая испуганные взгляды в сторону соседского участка. Она как огня боялась сплетен. Владельцы большого дома на окраине города Дуровы считались семейством уважаемым и серьезным. Тетя – санитарный инспектор, дядя – заведующий складом электроинструментов.

– Поезжай куда хочешь, дрянь неблагодарная! Вспомнишь меня – поздно будет. И не вздумай возвращаться!

– Очень нужно, – пробормотал Гошка. – Что я у вас забыл-то? Угол на чердаке, или Данькины обноски?

На подготовку к отъезду оставался день. Собрался он быстро: имущество, нажитое за двадцать один год жизни, с легкостью уместилось в брезентовом рюкзаке. Вечером заглянул к знакомому фарцовщику Ленчику, потратил деньги, заработанные ночными дежурствами в местной больнице, на шикарные американские джинсы.

– Не сомневайся, все-таки в приличное место едешь. Наукоград, элита. Там по одежке встречают, – убеждал его Ленчик. – А я тебе в довесок олимпийскую футболку подарю – только вчера из Москвы привезли. Не жалко, все-таки ты Вовкин приятель.

– Кстати, как он? – небрежно поинтересовался Гошка, разглядывая майку с улыбающимся олимпийским Мишкой.

Ленчик отвел взгляд, засуетился.

– Не знаю, уже неделю не видел. Наверное, за товаром уехал.

– Ну, уехал так уехал, – не говорить же, что позавчера видел Вовку на бульваре в компании до отвращения смазливого паренька. Но обмануть Ленчика не удалось. Тот похлопал по плечу, сказал, зачем-то понизив голос, хотя в комнате, кроме них, никого не было:

– Не бери в голову, Гош. Ты уезжаешь, там больше возможностей, чем в нашей дыре. Все-таки Москва рядом. Тусовка известная: у Большого театра и на Тверском. Только осторожно, на ментов не нарвись. Сам знаешь, статья…

– Ага, хорошо, – смутился Гошка.

3

Глава 2. Научная династия

Отправился Гошка следующим утром в купейном вагоне фирменного поезда Чебоксары – Москва (билет прислали из института вместе с запросом). Раньше не уезжал так далеко: только летом в пионерский лагерь, «на картошку» в институте да прошлым летом с Вовкой на озера. Необычным казалось все: цветы на столике в купе, хрустящее постельное белье, вкусный чай в подстаканниках, незнакомые города и поселки, с немыслимой скоростью мелькавшие за окном. Гошка заглянул в сияющий чистотой и белыми скатертями вагон-ресторан, бросил беглый взгляд на цены и ушел от греха подальше. Зато на одной из станций купил необыкновенно вкусную вяленую рыбу и печеный картофель, который подносили к вагонам местные бабушки. Ближе к ночи какой-то сомнительный человек в тамбуре предложил купить из-под полы четвертинку водки. Обычно Гошка к спиртному был равнодушен, но тут сунул барыге в ладонь смятый рубль (взрослая жизнь, гулять так гулять). Вернулся в купе, залпом выпил противную на вкус жидкость и через пять минут уснул как убитый. Разбудила его проводница, сообщившая, что через двадцать минут поезд прибудет в Энск.

Гошка снимал с багажной полки рюкзак, когда услышал в коридоре густой бас:

– Значится, вот шестое купе. Спасибо, деточка!

Дверь с грохотом распахнулась, и на пороге, оглядываясь, застыл огромный бородатый детина в клетчатой ковбойке навыпуск. А в следующий миг Гошку сгребли в охапку огромные ручищи:

– Надо же, вылитый Женька! – завопил бородач, пугая Гошкиных попутчиков: тихую семейную пару и пожилую женщину, которую на чебоксарский вокзал провожало многочисленное семейство.

– Вылитый кто? – не понял Гошка.

– Да папаша твой! Я же его еще пацаном знал, когда у профессора Гончарова работал.

– У кого?

Бородач отстранился, посмотрел недоверчиво:

– Ты, парень, не Гончаров Игорь, что ли?

– Он самый, – промямлил Гошка. – А вы кто?

– Я же говорю, вылитый папаша! Так Харитоныч я, стеклодув институтский. Ладно, пошли, по дороге покалякаем, а то остановка всего пять минут.

– Ну, вот, – продолжал бородач после того, как они спустились на платформу, – я ведь у твоего дедушки, академика Виктора Петровича Гончарова, работал, когда Женька еще на горшке сидел.

– Да подождите, – остановился совершенно сбитый с толку Гошка. – Вы… вы знали моих родителей?

– А я о чем толкую?! И тебя знал. Вот таким, – Харитоныч развел большие ладони. – Это ведь я тебя в Москву привез, когда Женя с Лёлей погибли. На следующий день в Казахстан вылетел. Дедушку-то твоего в тот же вечер в больницу отвезли с инфарктом. Вот Белов Алексей Николаевич мне и велел: лети, мол, забери мальца, он там один у чужих людей остался. Ох, что творилось. Шутка ли сказать, такой взрыв!

– Какой взрыв? – еще сильнее поразился Гошка. – Они же на мотоцикле разбились. Папа был… пьяным за рулем. Тетка говорила.

– Пьяным? – добродушное лицо Харитоныча исказилось гневом. – Твоя тетя… Плохой она человек, я еще тогда Алексею Николаевичу сказал. Глаза злые, я таких за версту чую. Эх, не нужно было тебя у них оставлять!

– Так что с родителями?

– Родители твои – золотые люди, – сказал бородач серьезно. – А Женька мог стать великим, как папаша его, если бы не это несчастье. Ну, пошли, вон машина ждет. Я для такого случая Саню попросил смотаться, тебя подхватить. По дороге обскажу, раз уж родственнички твои не удосужились.

– Я вот как думаю, – начал Харитоныч, когда они устроились на сиденье ярко-оранжевого «москвича». – Многие говорили: сын академика, все дороги открыты. Да только у Женьки настоящий талант был. Конечно, пошел по отцовской линии. А как иначе, если с детства в институте болтался. Бабушка-то твоя померла, когда ему два годика было. Почками страдала еще до родов. Женька поздний у них, долгожданный. Стеклодувку мою любил, там штучки всякие, мальцу интересно.

– Харитоныч, а зачем в институте стеклодув? – осторожно поинтересовался Гошка.

– Как же. Детальки разные мастерить к приборам да установкам ихним. Это, брат, не просто так. Редкая квалификация. Так вот. О дипломе Женькином, помню, говорили, что чуть не на докторскую тянет. Лучшие институты его к себе заманивали. А он уже тогда собственный проект задумал. Собрал друзей по университету, пришел к отцу, тот и дал ребятам полную свободу. Самая молодая лаборатория, так их называли. Среди них и маманя твоя была: они на четвертом курсе окрутились.

– Значит, они учились вместе, – задумчиво сказал Гошка. – А я и не знал.

– Да ничего ты не знал! Все родственнички твои. А родился ты в Казахстане. Родители твои, как все придумали, уехали туда – опытную установку делать.

– Ага, у меня и в свидетельстве записано. Тетка говорила: поехали на какую-то стройку за длинным рублем.

– Тьфу, стерва! – выругался Харитоныч. – В общем, из энтого Казахстана они не вылезали почти. Я уж не знаю, чем они там занимались, засекречено все было. Да и не понимаю в физике ни шиша. Сделали установку, начались испытания. Одно прошло, второе. А потом, как гром среди ясного неба. Взрыв. Погибли Гончаровы Женя с Лёлей, еще парень из их компании и двое местных.

– Несчастный случай?

– Вроде того. Слухи всякие ходили. Есть человек один… в то же самое время похожую тему начал.

– Ты хочешь сказать?..

– Много разного болтали. Если надо, тебе потом Алексей Николаевич расскажет. Может, и не надо вовсе. Ну, приехали. Выходи.

Ошеломленный новостями, Гошка все же остановился в восхищении перед зданием, у которого их высадил водитель. Огромный конус из стекла и бетона казался выдумкой писателя-фантаста.

– Нравится? – с гордостью спросил Харитоныч. – По особому проекту делалось. Архитектура будущего. Вот пройдет лет двадцать-тридцать, всю страну такими застроят. Ну, не всю, так Москву и Ленинград точно.

– Значит, это и есть институт?

Харитоныч рассмеялся.

– Бери шире. Это только главный корпус. Вот институт, – он махнул назад большой ручищей.

Гошка оглянулся. Перед ним расстилалась громадная территория. Множество зданий, не таких красивых, как главное, но больших и светлых. Постройки соединялись выложенными плиткой дорожками, ярко-зеленый газон между ними был аккуратно подстрижен, на лужайках вольготно расположились липы и клены. Слева территория института заканчивалась обрывом, из-за которого тянуло речной свежестью. Невдалеке виднелась большая спортивная площадка, над крышами возвышалась конструкция, похожая на телевышку.

– Здорово, – искренне сказал он.

– А то! – подтвердил Харитоныч. – Так идем, что ли?

Необыкновенный лифт с прозрачными стенками поднял их на седьмой этаж, к двери с надписью: «Приемная академика Белова А. Н.»

– Здравствуйте, Горгулья Степановна, – почтительно сказал Харитоныч даме с худым строгим лицом, сидевшей за большим столом. Перед дамой стояло штук пять телефонов, две пишущие машинки и странный плоский аппарат, каких Гошка в жизни не видел. За ее спиной расположился огромный стеллаж, поражавший обилием одинаковых пронумерованных папок. – Будьте любезны, передайте Алексею Николаевичу, что я внучка Виктора Петровича привел. Он знает.

Женщина легонько кивнула и направилась к обитой красным дерматином двери.

– Это секретарша академика, – прошептал Харитоныч. – Строгая, жуть. Мимо нее никто не проскочит. Но и по своей воле людей не мурыжит: хоть кто к академику пришел – доложит сейчас же. Ты чего скис? Не бойся, Алексей Николаевич знаешь, какой человек! Таких сейчас не сыщешь. Вот дедушка твой был, да он.

– Я не боюсь, – возразил Гошка. Не говорить же, что его расстроили слова Харитоныча о «внучке».

– Игорь Евгеньевич, академик Белов вас ждет, – церемонно сообщила секретарша.

Кабинет Белова оказался совершенной противоположностью официальной строгости приемной. Всюду книжные шкафы – уютные, домашние, доверху забитые пухлыми томами. За стеклами полок выстроились грамоты и кубки, в углу висела странная картина, нарисованная мелкими точками. На картине был изображен юноша в набедренной повязке, его мускулистое тело пронзали большие стрелы.

Возле окна на красной подушке спал пушистый котяра необычной золотисто-рыжей окраски.

– Кыс-кыс, – позвал Гошка. Но кот не обратил внимания, только ухо слегка приподнял да закрыл розовый нос кончиком хвоста.

Огромный стол был завален бумагами, книгами, разными предметами вроде ониксовых лягушек, каменных шариков и металлических пластинок. На самом краешке стола обнаружилась непонятная конструкция: у Гошки глаза на лоб полезли. Стойка, с верхушки которой спускаются три веревочки, к ним прикреплены тяжелые металлические грузики. Но грузики эти не висят, как им положено всемирным законом тяготения, а парят в воздухе на равном расстоянии друг от друга. Гошка осторожно протянул руку, коснулся одного указательным пальцем.

– Как вы думаете, Игорь Евгеньевич, что это такое? – послышался мягкий, слегка рокочущий голос.

Из-за шкафов вышел пожилой мужчина. Возраст угадывался по мелким морщинкам на лице и коже рук, совершенно седым густым волосам и такой же белой окладистой бородке. Но спину академик держал безупречно прямо, ярко-голубые глаза за стеклами модных очков светились задором, а пиджак на нем был такой, каких Гошка даже в импортных журналах у знакомых фарцовщиков не видел: фиолетовый, с серебряными разводами.

– Не знаю, волшебство какое-то. Не должны эти штучки так висеть, – честно ответил Гошка и торопливо добавил: – Здравствуйте!

– Здравствуйте, здравствуйте! Это, молодой человек, наглядная демонстрация магнитного поля. Вот эти штучки, как вы выразились, – сильные магниты. Они отталкиваются друг от друга и потому остаются на весу. Да вы садитесь.

– А… – протянул Гошка, опускаясь в глубокое кресло.

Академик уселся напротив, нажал на кнопку телефонного аппарата, попросил:

– Горгулья Степановна, будьте добры, чайку нам, пожалуйста, – он вновь обернулся к Гошке: – И как вам, Игорь Евгеньевич, наш институт?

– Отлично! – искренне сказал Гошка. – Я ничего подобного не видел.

– Рад, что понравилось. Первое впечатление – самое важное. Что же, сразу перейдем к делу? Сейчас я расскажу о наших лабораториях, и вы выберете сами, где хотели бы работать. Конечно, к атомному реактору я вас пока не пущу, для этого надо подучиться…

– Честно говоря, я бы хотел уехать домой, – хмуро сказал Гошка.

– Так-так, – академик слегка наклонился вперед. Глаза, обрамленные сеточкой морщин, заглядывали, кажется, в самую душу. – Вам нравится институт, но вы хотите уехать домой. В чем же дело? Кстати, позволите называть вас просто Игорем? Мне, старику, так проще, все-таки вы мне во внуки годитесь.

– Гошка, – махнул он рукой. – Меня все так называют. И на «ты», конечно.

– Договорились. Так из-за чего ты, Гоша, хочешь уехать?

– Да понимаю я, почему вы меня сюда пригласили. У меня ведь подготовки для вас никакой, только пединститут. Магнитное поле вон не узнал… Из-за дедушки. Вы с ним дружили, да? Вроде как долг перед старым другом выполняете. Только мне чужих заслуг не надо. Я уж сам как-нибудь, – Гошка выпалил это и тут же испугался, что обидел академика. Но тот наоборот обрадовался чему-то, даже в ладоши хлопнул.

– Что сам, это замечательно! Это просто прекрасно, Гоша. Ох, порадовался бы за внука покойный Витя. А Женя с Лёлей за сына!

– Да чему там радоваться? – кисло спросил Гошка и повторил: – Можно, я уеду?

– Ты хотел стать учителем?

– Не так чтобы очень… Но смог бы работать, наверное.

– Если ты, Гоша, скажешь, что мечтаешь преподавать, я лично позабочусь о твоем переводе в школу. Но если не уверен, хочу, чтобы попробовал работать здесь.

– Не собираюсь я занимать чужое место!

– А откуда ты знаешь, что оно чужое? Вдруг оно как раз твое единственное! Не зря же ты выбрал физику. А подготовка… не всему учатся в институте, поверь мне. Многое можно наверстать, было бы желание. Достаточно мы талантов зарываем. И да, именно потому, что ты внук Виктора и сын Жени Гончаровых, я хочу дать тебе этот шанс. Верю я в генетику, верил, когда ее еще лженаукой объявляли. Давай так условимся. Ты попробуешь. Не получится, держать не буду. Договорились? – Белов протянул руку.

– Договорились, – после недолгого размышления сказал Гошка. Уж очень хотелось согласиться с этим необычным человеком. Пожал сухую ладонь и добавил быстро: – Но поблажек мне не надо!

– Не будет поблажек, – рассмеялся Белов. – Так куда тебя отправить? Можно, конечно, пройти тестирование. Ребята на ЭВМ недавно программу разработали – вроде определяет способности и склонности. Хочешь попробовать?

– Не очень… – торопливо сказал Гошка. Вдруг умная машина решит, что у него вообще никаких способностей нет.

– И то дело. Я, признаться, больше верю в личный выбор, по старинке. Смотри. Есть лаборатория, изучающая свойства плазмы, есть такая, где ребята погодой пытаются управлять, грозу вон хотят подчинить, фантазеры. Лаборатория магнитных материалов, диэлектриков. Одна из новых – медицинской биофизики. Ищут способ борьбы с раковыми опухолями посредством облучения. Рак, как ты знаешь, чума двадцатого века, так что проблема актуальнейшая. Есть лаборатория теоретической физики…

– Вот, может, теоретической? – с тоской спросил Гошка, думая о том, что там он по крайней мере ничего не сломает. Снизу послышалось настойчивое мяукание, он протянул руку, чтобы погладить кота. Тот довольно зажмурил глаза, ткнулся плоской мордой в ладонь, потерся о ногу.

– Признал за своего, Феникс? – Белов наклонился, почесал животину за ухом. – Фениксом его наши ветеринары прозвали. Какие-то мерзавцы котенку шерсть подожгли. Ребята его еле вытащили. И имя дали, как возродившемуся из пепла. Страшный был, заморыш в черных струпьях. А теперь вон какой красавец.

– У вас и ветеринары есть?

– А как же. Есть подопытные животные, есть и ветеринары.

– Алексей Николаевич, к вам профессор Северский, – отрапортовала секретарша, ставя на стол поднос с чайником и белыми чашками. – Сказать, что у вас посетитель?

– Спасибо, Горгулья Степановна. Нет-нет, зовите.

– Алексей, вы же знаете… – с порога заговорил Северский и осекся, увидев Гошку. Поразглядывал с минуту, как уродливый экспонат в музее, и отвернулся, презрительно скривил тонкий рот. Впрочем, Гошке профессор тоже не понравился. На бледном худом лице недовольная гримаса, немытые волосы свисают почти до плеч, а темные глаза так и буравят тебя презрительным взглядом. И в черном свитере с высоким воротом, в такую-то жарищу!

– Знакомься, Всеволод. Это Гоша Гончаров, сын Евгения, я тебе говорил. Прибыл к нам в институт. Гоша, это профессор Северский, руководитель лаборатории теоретической физики. Вот, Всеволод, молодой человек размышляет, не пойти ли к тебе.

– Не думаю, что это хорошая идея, – сквозь зубы процедил Северский. – Нам требуются квалифицированные специалисты, а не… – он не договорил, но Гошка его мысль понял, выпалил торопливо:

– Да не пойду я к вам! Очень надо в бумажках копаться! – и обратился к Белову. – Я рак лечить хочу. Можно?

Северский красноречиво хмыкнул.

– Можно, Гоша, можно, – задумчиво сказал Белов, переводя взгляд с одного на другого. – Очень хороший выбор. Но по поводу теоретической физики ты неправ: все открытия сначала рождаются на бумаге.

– Да что он может понимать, Алексей?! – нетерпеливо тряхнул головой Северский.

– Куда уж мне, – любезно подтвердил Гошка и обратился к Белову. – Может быть, я пойду?

– Иди, Гоша, – ласково кивнул академик. – Сейчас я позвоню заведующей кафедрой и коменданту общежития. Он в первом жилом корпусе. Это в двух шагах отсюда: тебе любой покажет.

4

Глава 3. Друзья и враги

Позже Гошка часто радовался правильно сделанному выбору. В лаборатории медицинской биофизики собрались люди молодые, задорные, искренне увлеченные своим делом. Руководила ими строгая дама – профессор, доктор наук Афина Генриховна Мейер.

– Не торопитесь узнать сразу все, – сказала она Гошке в первый рабочий день. – Почитайте литературу, разберитесь, что к чему. Если возникнут вопросы (а возникнут они обязательно), обращайтесь ко мне или к Гале Поляковой. Умнейшая девушка, в следующем году выводим ее на защиту.

С аспиранткой Галкой он подружился сразу, как и с ее приятелем Ромкой Лисицыным.

– Ты где остановился? – спросил его Ромка минут через десять после знакомства.

– Распределили в третье общежитие, – ответил Гошка.

– Перебирайся лучше в первое. У меня как раз сосед уехал. В Москву пригласили после защиты, мы сейчас в блоке вчетвером с ребятами. Все равно кого-нибудь подселят, так лучше тебя, чем какого-нибудь зануду.

Институтские общежития тоже стали для Гошки открытием. Система не коридорная с одним на этаж туалетом и душем в подвале, как в чебоксарских общагах, а блочная. В каждом блоке две комнаты («двушка» и «трешка»), туалет и душевая. Красота! И жили в «аспирантском» первом корпусе весело: все молодые, бездетные, вечеринки каждый день то в одной комнате, то в другой. Гошка моментально сделался душой компании благодаря легкому характеру и умению играть на гитаре. Правда, своего инструмента у него не было, приходилось брать у ребят. А вот Галка снимала комнату в городе. Говорила, что в общежитиях чересчур шумно, бесконечные разговоры и хождения из комнаты в комнату мешают заниматься. Неудивительно: она постоянно что-то читала и записывала в пухлый блокнот, даже за обедом. Ромка над ней за эту чрезмерную, с его точки зрения, страсть к науке подсмеивался. Гошка подозревал – потому, что книгам Галка уделяла внимания больше, чем Ромке.

Работа оказалась не такой захватывающей, как представлял Гошка. Графики, схемы, расчеты, возня с техникой. До первых клинических испытаний, по словам Афины Генриховны, было еще далеко. Предстояло выявить подходящий тип излучения, проверить метод на лабораторных животных. И только потом, когда вред будет полностью исключен, а польза доказана, можно пытаться лечить добровольцев – тех, кто захочет участвовать в эксперименте. Таких, думал Гошка, окажется немало: смертельно больной человек хватается за соломинку. И правильно делает, потому что современная наука на месте не стоит.

В общем, Гошке новая жизнь очень даже нравилась. Как и люди, с которыми она его свела.

– Какой же ты молодец, что не пошел к Северскому! – говорил Ромка, и Гошка с ним охотно соглашался.

«Теоретики», как называли сотрудников лаборатории теоретической физики, держались особняком. Курили и ели всегда отдельно, на работу неизменно ходили в строгих костюмах и при галстуках, в общих развлечениях не участвовали. Своему заведующему разве что в рот не смотрели, о руководстве института отзывались с легким презрением. Даже Галка, старавшаяся быть ко всем беспристрастной, однажды с досадой бросила:

– Секту какую-то развел у себя Северский.

С одним из представителей этой «секты» Гошка столкнулся в первый же день своего пребывания в институте.

Высокий светловолосый парнишка крутился около белой «Волги», кажется, пытался поменять колесо.

– Привет, ты не скажешь, как пройти в первое общежитие? – обратился к нему Гошка.

– Вон там, – небрежно махнул рукой парень и спросил в свою очередь: – Слушай, ты колеса менять умеешь?

– По-моему, сначала надо поставить домкрат.

– Это я и сам знаю! Черт, придется звонить отцу, чтобы подогнал ребят из мастерской. Проклятый город: не дороги, а убожество. За три месяца вторую резину меняю. У нас вечно так: институт союзного значения построили, а подъезды к нему сделать не могут. Надо было остаться в Москве, в университете. Все отец: перспективы, быстрая защита…

– А по-моему, здесь здорово, – сказал Гошка. Белобрысый парень ему не понравился: напомнил двоюродного братца Данечку. Тот тоже громко возмущался местной грязью и бескультурьем, когда приезжал домой на каникулы. Будто всегда жил в Ленинграде.

– А ты откуда? – новый знакомый смерил Гошку оценивающим взглядом.

– Из Чебоксар.

Собеседник в ответ хмыкнул и вновь отвернулся к своей машине.

Зато на следующий день, когда Гошка, Ромка и Галка обедали в институтской столовой, подошел сам. Сел на свободный стул, протянул Гошке руку, словно не замечая его товарищей:

– Привет, мы вчера познакомились, а представиться друг другу забыли. Домокл Мещерский, лаборатория теоретической физики. А ты Игорь Гончаров, я уже знаю.

– Услышал о человеке с известной фамилией и прибежал заводить полезное знакомство, – хмыкнул Ромка. – Мещерский, ты в своем репертуаре.

– Не вижу ничего странного в желании познакомиться с новым коллегой, – огрызнулся парень со странным именем. – А тебе, Лисицын, после случая в третьем общежитии вообще лучше помалкивать. Сын представителя власти, а ведешь себя, как последняя шпана!

– Что-то ты не горел желанием знакомиться с парнем из Чебоксар, – заметил Гошка, убирая руку в карман. Терпеть не мог самовлюбленных павлинов и охотников читать другим нотации.

Бледные щеки парня заалели ярким румянцем.

– Не с того начинаешь, Гончаров! Подумал бы, с кем водить знакомство.

– Я подумал, – заверил его Гошка.

– Тоже мне! – зло сказал Ромка после ухода Мещерского. – Пользуется тем, что папа – первый секретарь городского обкома. Терпеть этих мажоров не могу. Ты чего смеешься, Гош?

– Этот Домокл вчера местные дороги ругал, – хохотал Гошка. – А выходит, его отец за ними следить и должен.

– Плевать этому Мещерскому и на дороги, и на людей, и на город. Лишь бы московским властям угодить. Мой папа с ним работает, знает.

– Вот ты, Гоша, внук академика, а не задаешься, – заметила Галка.

– Чего мне задаваться, – ответил он, думая о том, что обзавелся уже вторым врагом на новом месте работы.

Первым, безусловно, был Северский. Это вряд ли волновало бы Гошку, если бы их лаборатории не находились в одном здании и, самое главное, не сотрудничали. Но теоретики неизменно делали Мейер расчеты, в свою очередь требуя отчитываться о полученных результатах.

Гошка не выдержал, когда Северский, брезгливо морща длинный нос, в третий раз отправил его переписывать цифры и формулы.

– Абсолютно нечитаемая писанина, – отбросил профессор убористо исписанный лист. – Учитесь аккуратно оформлять научные отчеты.

– Всем, кроме вас, понятно, – возмутился Гошка. – И у вашего любимого Мещерского почерк не лучше.

– Домоклу можно простить не слишком разборчивый почерк.

– Потому что он сын первого секретаря обкома?

– Потому что он перспективный ученый! – Северский даже со стула вскочил, начал расхаживать по кабинету. Не привык, наверное, к отповедям. – И не вам, Гончаров, упрекать других протекцией.

– Вы меня просто терпеть не можете, – сделал вывод Гошка.

– Да, я терпеть не могу подобных вам, – глазищи Северского гневно сверкнули. – Мальчиков, которым все блага достаются даром, детей и внуков академиков, на которых смотрят с восхищением только потому, что им повезло родиться в знаменитых семьях. Вы такой же, как ваш отец: наглый, безалаберный, готовый идти напролом…

– Вы знали моего отца?!

– Я учился с ним на одном курсе, – криво усмехнулся Северский. – От Гончарова, кажется, еще до поступления ждали научных подвигов.

– Он был талантливым ученым. Все так говорят!

– О, да, у него были способности, не спорю. А еще неограниченные возможности для исследований, свой проект в двадцать два года, полная свобода действий. Она и привела к трагедии.

– Замолчите, – попросил Гошка. – Замолчите, пожалуйста…

– Что, Гончаров, неприятно слышать правду? Ваш отец, протащивший на ответственную, сложнейшую работу своих институтских приятелей, безответственно подходивший к опасным испытаниям, виновен в гибели нескольких людей, в том числе вашей матери…

– Да заткнитесь вы! – заорал Гошка и, размахнувшись, бросил злополучный отчет в искаженное ненавистью лицо Северского.

Спустя полчаса он сидел, забившись в уголок между осциллографом и вакуумным насосом, и хмуро слушал увещевания Галки.

– Извинись, – требовала подруга. – Северский, конечно, тот еще фрукт, но он крупный ученый, уважаемый человек. Ты, младший научный сотрудник, оскорбил профессора из-за требования переписать отчет.

– Не из-за этого, – вяло возразил Гошка.

– А я рад, что ты ему все высказал, – поддержал друга Ромка. – Северский – редкий мерзавец. И работает на Володина, это все знают. У него в институте и начинал, между прочим.

– На кого?

– На Томаса Володина, заместителя министра атомной физики. Он давно под Белова копает. Хочет, чтобы наш институт занимался только военными проектами. А Северский его ставленник здесь. Надеется на директорское кресло, и гадать не надо.

– А Белов не хочет работать на военных?

– Да мы же работаем! Только он считает, что нынешняя гонка вооружений – путь в никуда. Что, если так пойдет дальше, мы с американцами просто уничтожим планету.

– И я с ним согласна, – подтвердила Галка. – Ладно, ну его, Володина этого. Надо извиниться перед Северским, Гоша. Тебя же с работы выгонят!

– Не буду я извиняться, пусть выгоняют.

– Чем занимаемся? Что за посиделки? – сдержанно поинтересовалась вошедшая Афина Генриховна, и по ее нахмуренным бровям Гошка понял: знает. – Обеденный перерыв, кажется, еще не начинался. Гончаров, а вас ждет директор института.

«Точно выгонят», – думал он, поднимаясь в кабинет Белова.

Но Алексей Николаевич даже не ругался особенно. Напоил чаем, попенял за несдержанность, расспросил о причинах случившегося.

– Понимаешь, Гоша, не все так просто в этой жизни, – сказал он задумчиво. – Профессор Северский и твой отец, мягко говоря, не ладили во время учебы. А с Лёлей Всеволод дружил и очень тяжело перенес ее смерть. Неудивительно, что винит в ней Евгения. Ведь он руководил тем злополучным проектом.

– Северский что, был влюблен в мою маму?

– Не думаю, – улыбнулся Белов. – Скорее, Лёля Иванова была его единственным другом. Послушай, Гоша, я хочу, чтобы ты знал. Вины Гончаровых в том взрыве нет. В давние времена часто приходилось продвигаться вслепую, и твои родители стали далеко не единственными жертвами науки. Знал бы ты, сколько талантливых, умных людей умерло от облучения, сколько погибло на испытаниях! А профессор Северский… Давай договоримся так. Ты перепишешь отчет и сдашь ему. Он имеет право требовать от тебя должного исполнения работы.

– Хорошо. Но извиняться я не буду.

– Ты взрослый человек, Гоша. Как и профессор. Извиняться или нет, решишь сам. Мне просто хочется, чтобы ты научился понимать и прощать даже не слишком симпатичных тебе людей.

5

Глава 4. Неожиданные открытия

В сентябре научных сотрудников нескольких лабораторий и отделов института отправили в соседний колхоз «на картошку». «Повезло» в числе прочих биофизикам и теоретикам.

– Безобразие! – возмущался Домокл. – Интеллектуальную элиту используют в качестве неквалифицированной рабочей силы!

– Потому что такие, как твой папочка, развалили колхозы, – закончил фразу Ромка.

Домокл бросился на него с кулаками, еле разняли.

Гошка же к поездке отнесся спокойно: у тетки столько этой картошки перекопал, вспоминать тошно. Тем более что Белов посылал в колхоз всю лабораторию, а не только аспирантов и мэнээсов. Так что никому обидно не было. Правда, Афина Генриховна не поехала: улетела в Варшаву на какой-то симпозиум. А вот Северский слова не сказал, отправился со своим отделом. «Молодец», – невольно подумал Гошка и тут же отметил, что спокойной жизни в колхозе им не видать. Замучает профессор своими придирками.

Зато с ними ехал начальник лаборатории по разработке средств защиты от излучения доктор наук Рем Ромашкевич. Приятный человек, мягкий, интеллигентный. Заговорил с Гошкой раз, другой, рассказал, что в университете был дружен с его отцом, гулял на их с мамой свадьбе. Вспоминал разные забавные случаи, мелкие подробности. Казалось, ему самому приятно возвращаться в то беззаботное студенческое время. Гошка слушал, затаив дыхание, пытаясь восстановить с чужих слов жизнь родителей, которых не помнил.

– А Северский правда дружил с мамой? – спросил он как-то.

– Правда, – улыбнулся Рем. – Они все лабораторные вместе делали и сдавали их первыми на «отлично». В общежитии на кухне занимались ночами, как сейчас помню. Их еще зубрилками дразнили. Дурачье!

В колхозе работников института поселили на третьем этаже общежития для механизаторов, доярок и прочих сельских работников. Хороший, по мнению Гошки, вариант: четырехместные комнаты с двухъярусными солдатскими кроватями, туалет и умывальник на этаже, столовая. Во время учебы в чебоксарском педагогическом, где тоже гоняли «на картошку», приходилось жить в бараках, спать на набитых соломой матрацах и таскать воду из колодца. А вот Домокл сразу начал возмущаться «отвратительными условиями». Подавай ему душ с горячей водой, нормальные комнаты. Удивительно, но заткнул его Северский:

– Прекратите ныть, Мещерский! – прикрикнул он на своего любимца. – Эти условия считаются пригодными для людей, благодаря которым вы каждый день пьете молоко, едите мясо и овощи. Поживите и вы в таких для разнообразия.

Домокл на это ничего не ответил, лишь посмотрел зло из-под светлой челки. Но и в колхозе не задержался: спустя пару дней пожаловался на высокую температуру и укатил в Энск на присланной отцом машине. Гошка считал – скатертью дорога, без него спокойнее.

В одном Мещерский оказался прав: без душа после грязной работы было тяжеловато. Умывальник оккупировали девушки. Большими кипятильниками грели воду в ведрах, мылись в тазиках. Что и понятно, женщинам в таких условиях намного сложнее. Особенно если волосы длинные и густые, как, например, у Галки. Пока промоешь!

– А пойдемте к реке, – предложил Гошка на третий вечер. – Тепло ведь.

Его охотно поддержали. Взяли полотенца, мыло, со смехом и шутками отправились к ближайшей речке. Правда, решимость куда-то делась, когда разулись и попробовали зайти в воду.

– Чего вы хотели? – удивился Гошка. – Сентябрь все-таки, да и солнца уже нет. Сейчас все сделаем. Давай, Ром, тащи валежник. Спички есть у кого-нибудь? Или зажигалка?

Разожгли у берега высокий костер, сразу стало веселее. Трещали поленья, шустрые красные искорки летели вверх, исчезая в темнеющем небе, носились возле огня обезумевшие ночные мотыльки.

– Ну, вот, теперь купаться, – сказал Гошка, снимая свитер.

– Ой, а я плавки не взял, – охнул сосед по общежитию – тихий увалень Никита.

– Да какие плавки, тут никого нет. Голышом, мы же мыться пришли, – и в подтверждение стянул трусы, ступил, слегка ежась, в воду. А потом решительно бросился вперед, разрезая брызгами темную рябь. На мгновение тело обожгло холодом, сердце ухнуло куда-то вниз, но уже в следующую секунду он плыл широкими саженками, разгоняя кровь, согреваясь энергичными движениями. Вынырнул на середине реки, махнул ребятам:

– Идите сюда! Отличная вода.

Сначала его примеру последовал Ромка, потом остальные, и скоро в речке, отфыркиваясь и смеясь, захваченные озорной детской радостью, барахтались с десяток здоровых, абсолютно голых парней. За веселой возней не заметили приближения Северского.

– Так-так, что здесь происходит? Купание голышом? Массовая оргия? – профессор стоял на берегу, сложив руки на груди, глядел презрительно и брезгливо. – Вы не думаете о том, какое впечатление производите на местных жителей своим аморальным поведением?

– Да тут никого нет, – удивился Гошка, подплывая ближе к берегу.

– Вы, конечно, знаете об оргиях больше нашего, профессор, – сказал Ромка.

Его слова окончательно вывели Северского из себя.

– Выходите все немедленно! – заорал он, и Никита, стоявший по пояс в воде, от неожиданности плюхнулся на спину.

Каким-то шестым чувством ощущая, что противоречить сейчас нельзя, Гошка быстро выбрался на берег. Посмотрел опасливо на Северского и поразился, заметив, что тот отвел взгляд. Застеснялся что ли? Но в то же время не так, чтобы совсем отвернулся, а краем глаза продолжал разглядывать. Да еще как внимательно! Гошка, благодаря некоторым обстоятельствам своей жизни, в таких вещах разбирался отлично.

И тут он, неожиданно для самого себя, выкинул немыслимое. Убрал руку, прикрывавшую пах, расправил плечи, улыбнулся коротко и игриво, мотнул головой, стряхивая крупные капли. Будто бы случайно задев профессора мокрым локтем, медленно прошел к костру, не торопясь взялся за трусы. Готов был поклясться, что на бледных щеках Северского выступил румянец. Зачем сделал все это, и сам не знал. Захотелось смутить профессора? Покрасоваться молодым телом? Эх, прав был Вовка. Сексуальная ориентация – это судьба. А на деле безобразие сплошное.

Впрочем, замешательство Северского продолжалось недолго.

– Выходите все немедленно, я сказал! – заорал он еще громче.

– А если я вас стесняюсь? – с вызовом спросил Ромка.

– Я что тебе, девушка?

– Лучше уж девушка, чем голубой, – ответил Ромка, и на речке воцарилась пугающая тишина.

– Замечательное качество для молодого ученого: собирать грязные сплетни, – после недолгого молчания сказал Северский и, развернувшись, медленно пошел прочь.

А Гошка вдруг понял: это не сплетня, а правда. Тем неведомым участком мозга, который Вовка, шутя, называл «гей-радаром», понял. И, не размышляя, кинулся на защиту. Не профессора даже. Себя, своей жизни.

– Кончай выпендриваться, Ромка! – прикрикнул он на друга. – Вылезай давай. Нужен ты здесь кому-то, можно подумать. И вообще нефиг обсуждать чужую жизнь.

– Гош, так говорят… – растеряно пробормотал Лисицын, неуклюже выбираясь на берег.

– А ты не слушай. Тебе какое дело, кто с кем? Тоже мне, борец за нравственность.

– Гош, да ты чего?

– Предположим, я спал с парнем.

– А?!

– Я к тебе приставал когда-нибудь, скажи? Не приставал? Тогда какая тебе разница?

– Что здесь за собрание с голыми задами? – прервал их спокойный голос Ромашкевича. – А ну, вышли все немедленно, оделись и к костру, греться. Не хватало нам ваших больничных.

Но Гошка его не слушал. Нащупал в ворохе одежды очки, сунул ноги в резиновые тапочки. И, как был в трусах, бросился туда, где за деревьями мелькнул неизменный черный свитер профессора, закричал:

– Да подождите вы!

Догнал, схватил за предплечье, выпалил быстро:

– Не обращайте внимания на Ромку, честно. Он иногда бывает таким дураком!

– Он как раз не дурак, – ответил Северский, высвобождая рукав из мокрых Гошкиных пальцев, – а человек, озвучивший общепринятую в нашем государстве позицию. Так что советую вам впредь быть осторожнее с признаниями, – и добавил непривычно доброжелательно: – Идите к костру, а то в самом деле простудитесь.

о проклятый лимит в 62 тысячи знаков! продолжение на сайте

---

комиксы, икс-мены, пост боли, сопли, нытье, разбитые сердца.скука и уныние.проматываем.

в общем, хотела накатать этот пост ещё в январе, но потом оно всё вроде как-то улеглось, успокоилось, а сегодня смотрела на озоне комиксы, и это разбередило старые раны.

я - большой и преданный фанат комиксов, я давно их люблю, серьезно к ним отношусь и готова каждого пнуть, кто считает, их глупыми картинками для детей. за каждым героем целая история, а сюжеты подчас затрагивают настолько серьезные вопросы, что могут потягаться с классикой литературы. мое скромное имхо, конечно, кто-то может не согласится, но вы знаете, в каком месте искать свое мнение
и вот именно потому, что я очень серьезно отношусь к комиксам, я хочу сказать: так нельзя. нельзя давать что-то поклонникам, заставлять их в это влюбиться, а потом забирать, когда душе вздумается. нельзя подарить миру едва ли не самую прекрасную пару во всей марвеловской вселенной, а потом просто её отнять. это нечестно. очень-очень нечестно.
я - девочка, и, разумеется, все эти любовные и романтические штуки для меня очень важны. и Гамбит/Роуг были для меня идеальной парой. в их одних отношениях юста столько, сколько нет во всех других парах Марвела вместе взятых, и этим они прекрасны,потому что искренны. два героя, которых я обожаю и по отдельности, являли собой редкий пример того, как можно, будучи парой, оставаться яркими и самодостаточными, не изменяя себе и не теряясь в партнере. я смотрела десятки сериалов, я шипперила невообразимое количество самых разношерстных героев, но, боже мой, я не знаю двух других персонажей, которые бы НАСТОЛЬКО подходили друг другу. и дело не только в моей безграничной любви к Роуг и Гамбиту как отдельным персонажам, просто, глядя на одного из них, рядом видится только другой, и первым делом в качестве идеального партнера для Роуг на ум приходит Гамбит, а для Гамбита - Роуг, - это настолько естественно, настолько правильно, что, по-моему, очевидно. они пронесли свои отношения через огромное количество трудностей: от способностей Роуг до блядской натуры Гамбита, и вот, когда они, и мы вместе с ними, уже заслужили долгожданное счастье, мир и покой, возможность трахаться и мне всё равно как! и любить другу друга, что заявляют авторы? их отношения изжили себя. изжили, блять! и отправляют Анну в объятия Магнето! блин, мне доставляет этот мужик - его способности и харизма, но я просто не могу на него смотреть теперь. да, Роуг взяла тайм-аут в отношениях и с Реми, и с Эриком, но, чую я, дальше будет только хуже, и воссоединения от проклятых пидорасов авторов можно не ждать. и я не знаю, как жить дальше, потому что моя вера в прекрасное, светлое, в половины, которые находят друг друга,- всё это отымели и растоптали. глупости - скажите вы. наверно это так, но мне, чтобы окончательно не скатиться в грусть, тоску и апатию, в которых я итак перманентно пребываю, пришлось весь февраль себе повторять, что это все херня, и неважно, что там сейчас творится в комиксах, Гамбит/Роуг - это навечно, и время в этой вселенной для меня застыло в тот момент, когда они были вместе. так и живу. и даже знать не хочу, что происходит в последних выпусках Алтимейтс, потому что не могу, это слишком болезненно, когда с чем-то, ставшим за такое время совсем родным, совершают такие кульбиты. да, ничто не вечно, и комиксы особенно отражают эту черту реальности, но, когда мир - придуманный, а ты в нем - бог, думаю, можно некоторые вещи творить по собственному умыслу, а не естественному ходу вещей.

@темы: comics, совокупление мыслеформ, ай кэээн биии ё хииирооооу, беееейбиии, пятиминутка гнева, what hurts the most, x-men

---

— Весь ваш фест пропитан сочащейся кровью, и ты думаешь, что еще один фик про того, кто ничем не лучше тебя, что-то изменит?! Это вульгарная сентиментальность! Жалкие детские моления! Убожество! Ты лжешь и убиваешь в фике про лжецов и убийц. Делаешь вид, что сам по себе, что у тебя свой хедканон, который скрасит весь этот кошмар. Только… Он часть тебя. И ты никогда от него не избавишься… Я не трону Анона, пока он не выпотрошит твой фик! Основательно! Не спеша. Такими способами, которых ты боишься. А когда он очнется, чтобы увидеть дело рук своих и возопит, я раскрою ему череп! Проторговался, мямлящий автор?
- Ты монстр...
- Нет. Это ты подал заявку на монстра.

сообщество кэпостарка сделало мне ночь

Словно бы простата у Старка не в заднице и даже не в реакторе, а в ушах или в мозгу
У Старка простата везде!


да кто ты будешь без костюма
что за вопросы мистер клинт
хотя пока никто не видит
я за углом вам покажу

да кто ты будешь без костюма
в сердцах воскликнул капитан
и фрейд ещё раз крутанулся
и сделал череполадонь

да кто ты будешь без костюма
ты без браслетов ты без стрел
а ты без молотка чудного
ну не смешно верните щит

да кто ты будешь без костюма
стив ты опять напутал все
ведь по-английски верно будет
не кто ты будешь а кого

шерсть на груди и ягодицах
тор каждый месяц осветлял
но кто ты будешь без костюма
никто его все ж не спросил

теперь придется без костюма
по-моему при стирке сел
стив не сказал жрать меньше надо
он был тактичен и солдат

да кто ты будешь без костюма
смеялся громко капитан
ну хватит стив харе глумиться
ну где он слушай отдавай

на кто ты будешь без костюма
в ответ разделся быстро старк
халк трахаться воскликнул беннер
обычно сдержанный в словах





да кто ты будешь без костюма
и искры промеж них летят
причем совсем не фигурально
реактор блять воскликнул старк

пока плейбой чинил реактор
он матерился про себя
ведь тот реактор все же сердце
намек тут сложно не понять

хотя реактор это ладно
реактор это ничего
у роджерса костюм в обтяжку
вот это палево ага

@темы: avengers, увидел и кончил, фанфикшн

---

путем нехитрых манипуляций, на ближайшие 2,5 месяца я теперь классный руководитель и учитель обществознания у 6 В класса. %)
хммммммрр

@темы: в гостях у вампира армяна

---

штота я думала, что это лето будет фонтанировать прекрасным, но не судьба. три месяца дождей и уныния. я думала, что без учёбы смогу графоманить, но и тут не судьба - вдохновения хватало, чтобы пописывать посты на ролевку и делать заметки для Труда Всей Жизни хохохо, приступить к написанию которого вряд ли скоро получится.

тем не менее, я жду осень как перемены к лучшему, несмотря на пед.практику: 2,5 месяца мне придется вести обществознание у школоло, и работать классным руководителем у вверенного мне класса, со всеми вытекающими.

и да, я посмотрела мстителей в блюрэе, и у нас роман, как в первый раз, но уже более осознанный - пелена всеобщего обожания спала, я теперь писаюсь кипятком от двух своих отп и активно их шиплю настолько активно, что уже готова писать фичочки, и даже скачала сони вегас - о, ужас!


в общем, гайз, несмотря на то, что я пишу редко, потому что ничего не происходит, я всегда тут, знайте об этом %)

@темы: avengers, в гостях у вампира армяна, ай кэээн биии ё хииирооооу, беееейбиии, автор пишет как умеет, фанфикшн

---

вся зарплата была благополучно потрачена на новый нетбук.
зато теперь у меня снова полная компьютерная независимость, уип-уип-)

@темы: в гостях у вампира армяна

---

-сессия таки закрыта. я теперь настоящий и полноправный пятикурсник

- на работу только послезавтра, так что завтра я наконец-то высплюсь, не обремененная учёбой, и, вообще, целый день будет страдать херней одна дома *щастье*

- я умудрилась заболеть


за этим наша короткая сводка новостей заканчивается.

@темы: в гостях у вампира армяна

---

нестерпимо хочется уехать куда-нибудь. дух старой Европы зовёт меня. хочу замков, ратушей и площадей.
в августе будет отдых и деньги, надо что-то придумать.

@темы: совокупление мыслеформ, в гостях у вампира армяна

---

я про футбол пишу в твиттере, чтобы здесь хоть этим вас не мучить, но сейчас не могу смолчать. нет-нет, я не про российскую сборную

Златан Ибрагимович творит со мной страшные вещи) он гипнотизирует и околдовывает при всей своей не шибкой красивости, да чо уж там, некоторые считают его прямо вообще некрасивым , я смотрю на него и не могу оторваться. и дело не только в том, что он совершенно феноменальный футболист, в нём есть что-то такое мрачно-манящее, животное. глядя на Ибру, мне хочется, отбросив все условности нынешней жизни, нарядиться в шкуру и плясать с бубном вокруг костра. а потом предаваться животной страсти. с ним же
имхо, он - абсолютный сгусток сексуальной энергетики, тёмной, древней, которая ощущается даже через телевизор. я только думаю о нём, а у меня уже мурашки бегут) у него совершенно дьявольский взгляд, и я не удивлюсь, если он на самом деле демон, муахаха. и милая улыбка. скверный характер и 195 см роста в самом деле на поле превращают его в какое-то тёмное божество, нечто нереальное, и манящее, манящее.


не уверена, что удалось полностью выразить свои эмоции, но по-другому не могу)

@темы: увидел и кончил, совокупление мыслеформ, и где то там я падаю со словами: "дэвид, джон, я вас любила"

---

вдохновение всегда приходит внезапно. сидишь себе сидишь, вырезаешь ответы к экзамену и вдруг - бац! - строчки сами всплывают в голове, целые абзацы, бери и записывай, а времени нет. причём, не первый случай, когда во время сессии из меня всё это дело так и прёт. странно.


и ещё я поймала себя на мысли, что герой, который всё не хочет меня отпускать и жаждёт, чтобы я о нём писала и писала, очень похож на Гамбита ))) не иначе как сублимирую, не имея возможности написать на заявку Герцога по икс-менам)

ну в остальном, единственные мои радости в жизни - работка и футбол. и звучит это довольно убого.

@темы: comics, совокупление мыслеформ, ярмарка тщеславия, автор пишет как умеет, фанфикшн, x-men

---

Том Холланд («Ночь страха») перенесет на широкие экраны одно из произведений мастера ужасов Стивена Кинга, а точнее небольшой рассказ «Люди десятого часа / The Ten OClock People».



один из моих самых любимых рассказов Стивви^^

@темы: увидел и кончил, и где то там я падаю со словами: "дэвид, джон, я вас любила", подданные короля

---

неправильно просклоняла слово в предыдущем посте - не спала всю ночь, мучилась
только в сеть - побежала исправлять)

@темы: совокупление мыслеформ, в гостях у вампира армяна